Идеи Фрейда о сексе сегодня: что скрывает подсознание

Глава из книги клинического психолога Юлии Лапиной «Тело, еда, секс и тревога», публикуется с разрешения «Альпина паблишер».

Прежде чем поговорить о роли медицины в сексе, сделаем небольшой экскурс в историю. Начнем с личности Зигмунда Фрейда, гениальность которого нельзя рассматривать с позиции «правильно он говорил или нет».

Он указал путь куда «копать» и сам принялся за «раскопки» доступными ему на тот момент методами. Результаты его исследований были затем неоднократно пересмотрены другими учеными. Сейчас это невозможно представить, но во времена Фрейда человеческое поведение считалось полностью подконтрольным сознанию, хотя и до появления его знаменитых работ появлялись идеи о подсознательном.

В наше время нейробиологи ведут горячие споры, существует ли вообще у человека сознание и свобода воли или же его поведение — результат работы невероятно сложного, но все же алгоритма нейронных цепей.

Сегодня многие удивляются «озабоченности» Фрейда темой секса и тому факту, что множество проблем он рассматривал через призму подавленной сексуальности, — не учитывая при этом, что ученый жил в пуританские времена.

Их нравы

О строгости тех нравов можно почитать, например, в книге Кэрол Гронеман «Нимфомания: историческая конструкция женской сексуальности» (Nymphomania: The Historical Construction of Female Sexuality). Надо сказать, долгое время термин «нимфомания» не имел никакого отношения к тому поведению, которое показал нам Ларс фон Триер в своем знаменитом фильме. Как шутили в те времена, само наличие пульса у женщины свидетельствовало о том, что она больна нимфоманией. Любое сексуальное желание — по отношению к мужчине вообще, «слишком часто» к мужу, мастурбация — долгое время считалось признаками болезни.

Таким «распущенным» дамам был даже предписан комплекс процедур: например, диета из пресного мяса (потому что специи разжигают страсть), прикладывание пиявок к половым органам, ванны с латуком, никаких удобных подушек и шелков (слишком чувственно), а также воздержание от танцев и чтения любовных романов. В общем, полная противоположность тому, что сегодня женский глянец активно советует своим читательницам для разжигания страсти. Еще раз: нимфомания в те времена была серьезным диагнозом, ее лечением занимались врачи — так медицина видела женскую сексуальность.

К мужчинам же и медицина, и общество были снисходительнее: гиперсексуальность считалась пороком, но не болезнью, да и чтобы заслужить обвинение в таком пороке, нужно было повторить подвиги Казановы. Видимо, свою роль сыграл стереотип о женщине как источнике первородного греха, который тем не менее к сексу не имел никакого отношения.

Если в генетической лотерее женщине доставался не особенно активный темперамент, она могла претендовать чуть ли не на святость без каких-либо дополнительных подвигов. Сегодня за такое можно получить клеймо «фригидная». А ведь темперамент невозможно изменить усилием воли или упражнениями. Женщины, которым повезло родиться худышками, сегодня тоже могут получать лавры успешной социализации и комплименты о том, что в 40 лет выглядят как девочки.

Наши дни

Как и во времена Фрейда, в наши дни главными инквизиторами для женщин являются сами женщины. Раньше они блюли нравственность подруг и соседок, а сейчас незнакомые комментаторы пишут под фотографиями в соцсетях: «Какая распущенность — есть торт на ночь!», а в ответ — оправдания: «Девочки, завтра же отработаю этот кусок в спортзале».

Когда-то матери приводили своих дочерей на прием к гинекологу, заподозрив в их поведении излишнюю сексуальность. И в «безнадежных» случаях в качестве радикального средства рекомендовалось клитородектомия. В Европе женское обрезание делали, чтобы не пробуждался сексуальный аппетит.

Сегодня матери девочек озабочены их весом чуть ли не с рождения: достаточно ли они худы, чтобы их хорошо приняли в обществе. Врачи видят источник проблемы в «прожорливости» желудка и работе кишечника — и легко урезают их, даже если вес пациента не является острой угрозой для его жизни. А различные баллоны в желудок ставят вообще всем, кто желает умерить свой аппетит.

Будь Фрейд нашим современником, он, вероятнее всего, писал бы про пищевые расстройства, отмечая, как подавленные желания и аппетит оборачиваются неврозами, ненавистью к себе и саморазрушением. Идея Фрейда состояла в том, что нельзя подавлять один из основных инстинктов, его можно только окультурить. Если же его подавить, он, по закону сохранения энергии, будет искать выход, в том числе в виде невротических симптомов.

Наша психика способна многое терпеть или, говоря психоаналитическим языком, контейнировать. Но у любого контейнера есть предел вместимости, и туда уже невозможно будет затолкать фрустрацию от нереализованных биологических потребностей — секса и голода. Революционность идеи Фрейда как раз и состояла в том, чтобы ничего не подавлять, но адекватно выражать, в том числе в процессе терапии, и тогда симптомы невроза пройдут сами по себе.

И те времена, когда жил и работал Фрейд (который, кстати, и сам окончил медицинский факультет Венского университета), медицина стала бесцеремонно вторгаться в сексуальную жизнь. И этот процесс активно продолжается до сих пор. Сексуальные нарушения входят в американский справочник психических (внимание: психических!) расстройств в разделе sexual dysfunctions (сексуальные нарушения).

«Не хочу секса»

В массовом сознании это порождает бесконечные тревожные вопросы о норме: сколько, как, когда и с кем? Одно из этих нарушений — female sexual interest/arousal disorder, что можно перевести как «женское расстройство желания/возбуждения» и диагностика которого всегда очень субъективна.

Поясню, что означает в США включение диагноза в справочник психических расстройств сексуальных проблем. За этим стоят массивные статистические наблюдения, лабораторные исследования сексуальной жизни, оценка по диагностическим критериям. Когда человеку ставят такой диагноз, то лечение оплачивается страховой компанией. Все очень серьезно.

Гипоактивное расстройство сексуального желания (которое в переводе на бытовой язык означает «не хочу секса») разделено в DSM-5 на женское и мужское. Но о чем говорит этот медицинский диагноз? Если у человека обнаруживают диабет, это означает, что его поджелудочная функционирует ненормально, если гипотиреоз — значит что-то не в порядке со щитовидной железой. А что в организме не работает в случае расстройства сексуального желания, если все анализы на гормональный фон нормальны? Что с вами не так? Чем вы больны?

Критерии диагноза не учитывают нюансы отношений с партнером: никого не интересует, хотите ли вы заниматься с ним сексом. А может, вы сильно обижены на него, но вынуждены терпеть в своей жизни по тем или иным причинам. Может, вы боитесь его или не хотите обсуждать с ним свои эротические желания. Диагноз не учитывает также ваш уровень стресса на работе, переживания по поводу своего тела или успехов ребенка, взгляды на секс вообще и историю вашего воспитания. Каждый из этих пунктов может быть активным тормозом сексуального желания. Каждый из этих пунктов может быть активатором отвращения к сексу.

Хелен Сингер Каплан предполагала, что сексуальное нарушение базируется на трех китах — внутренних психических процессах, межличностных отношениях и поведенческих особенностях. Сегодня официальная психиатрия считает, что на сексуальную дисфункцию могут влиять 4 фактора:

1. Нехватка адекватной информации о социальных и сексуальных взаимодействиях;
2. Подсознательное чувство вины и тревоги по отношению к сексу;
3. Тревога по отношению к самому половому контакту и его качеству;
4. Нарушения коммуникации между партнерами.

Медицина, по сути, только описывает и констатирует сексуальные проблемы, не особенно объясняя, как их избежать. Зачастую эмоции взаимосвязаны: например, вина и тревога по отношению к сексуальному контакту (см. п. 2 выше) могут быть главной причиной отвращения к сексу и всему, что с ним связано.

Секс и отвращение

Эмоция отвращения вообще очень интересна по своей природе. Для ее реализации у нас есть мощная биологическая основа, необходимая людям для выживания. Однако самим «отвратительным» стимулам, в том числе и связанным с сексом, мы обучаемся в течение жизни.

Это обучение происходит не за партой. Никто не говорит: «Дети, откройте тетради и запишите, что гениталии — это фу-фу-фу, а секс — грязное занятие». Ребенок получает информацию автоматически, в процессе созревания своей личности. Он неосознанно копирует поведение значимого для себя взрослого и его отношение к тому или иному объекту окружающей среды. Комментарии, подслушанные из разговора взрослых о какой-нибудь «грязной женщине», переключение канала, когда во время семейного просмотра ТВ мелькнет эротическая сцена, осуждение непорядочной соседки, которая «залетела без брака», — это и есть то самое обучение отвращению. А вообще-то обучение отвращению нужно ребенку для того, чтобы он усвоил, чего в жизни важно избегать, в том числе и из-за социальных последствий.

Можно провести аналогию с обучением страху. В 1980-1990-х годах ученый Северо-Западного университета (частный исследовательский университет, расположенный недалеко от Чикаго) Сьюзан Минека (Susan Mineka) провела серию экспериментов с макаками-резус. Предметом исследования было научение их страху перед змеями, весьма типичному для всех приматов и человека. Минека обнаружила, что молодые макаки-резус, родившиеся и выращенные в неволе, не боялись змей.

В то же время у их собратьев, пойманных в естественной среде обитания, наблюдался жуткий страх перед змеями и даже перед резиновой игрушкой, имитирующей змею. Детеныши же, которые не видели змей раньше, спокойно играли и с игрушечными змеями, и с живым удавом. Но все резко изменилось, когда обезьянам показали видео, на котором другие макаки-резус со страхом реагировали на появление искусственных и настоящих змей.

Таким образом лабораторные обезьяны обучились страху перед змеями. Однако, когда во второй части этого эксперимента обезьянам показали видео, где был запечатлен страх их соплеменников перед цветами, реакции не последовало. Почему же не получилось так же, как со змеями?

Одно из предположений было таким: страх перед змеями «встроен» в мозг обезьян в целях самосохранения. Поэтому, когда обезьяны наблюдали за реакцией страха других, это становилось триггером для активации их внутреннего страха. Цветы же не несут опасности. Нечто подобное происходит и с обучением отвращения к сексу. Есть предположение, что женщины, более чувствительны к такому обучению, чем мужчины, ведь они несут более высокие репродуктивные риски: беременность — это огромная нагрузка на организм, которая может повлечь за собой вред для здоровья.

Так что эмоция отвращения — это способ обходить опасность, в том числе социальную — стать «распущенной женщиной» и оказаться в изоляции. Но до чего же тяжело приходится тем, кто родился с горячим темпераментом, но обучился отвращению к сексу! Примерно в той же ситуации оказываются люди с хорошим аппетитом, уверенные, что должны сидеть на диетах. Жизнь показывает, что подобные противоречия характерны для самых заядлых моралистов-инквизиторов и что подобное сочетание может быть крайне опасным для общества.

Хорошая новость в том, что речь идет все-таки про выученную реакцию, а значит, ее можно «переучить». Но повторю, что при постановке медицинского диагноза, которой в определенной степени ставит печать «патологии» на сексуальности пациента, не учитывается его личная история, отношения с родителями, сексуальное воспитание и многие другие факторы, которые в момент обращения за помощью уже сформировали определенное отношение пациента к сексу и к собственной сексуальности.

Медицина лечит то, что «сломалось», она имеет дело в первую очередь с патологией, то есть с нарушением функции того или иного органа или системы. Ноги должны ходить, сердце — качать кровь, легкие — дышать. И если они этого не делают в необходимом для полноценной жизни объеме, то эту проблему пытается решить медицина.

Но что нарушено в случае отсутствия или ослабления сексуального желания? Что «сломалось», если мы исключили гормональные проблемы или опухоли мозга? Может, это просто асексуальность? Вопреки распространенному мнению, асексуальность может быть никак не связана ни с травмами, ни со страхами, ни с какими-либо иными негативными аспектами. Мы все очень разные, в том числе и по сексуальному темпераменту. Чему угрожает такое состояние? Не размножению же — ведь с современными технологиями для искусственного оплодотворения партнерам даже не обязательно видеться. Нежелание секса может угрожать уверенности в себе, ощущению себя любимой и желанной, гармоничным отношениям в паре — но это совершенно не медицинское проблемы.

То есть проблема медицинского подхода не в постановке диагнозов там, где это не требуется, а в формировании очередных критериев и рамок, которых мы и так получили в немалом количестве от морали и медиа. Однако мораль и мода, о которой нам рассказывают медиа, могут меняться. Но медицина с ее научным авторитетом, диагностируя сексуальную дисфункцию, практически не оставляет возможности для дискуссий.