Все мы знаем историю «Маугли» Киплинга, и у нее есть реальные прототипы и случаи воспитания детей в диких условиях.  

Детей, выросших в диких условиях без контакта с человеком называют «феральными», они выросли в полной социальной изоляции, вне контакта с людьми, не испытывали заботу, не слышали человеческую речь.

Они представляют большой интерес для исследователей в области психологии и социологии. Если до изоляции от общества у таких детей были некоторые навыки социального поведения, процесс их реабилитации происходит значительно проще. Но если  первые 3,5-6 лет жизни ребенок находился в изоляции, то в дальнейшем он практически не может освоить человеческий язык, ходить прямо, осмысленно общаться с другими людьми, несмотря даже на годы, проведённые в последующем в обществе людей, где они получали достаточно заботы. Это лишний раз показывает, насколько важными для развития ребёнка являются первые годы его жизни.

В мире описано несколько подобных случаев, самые интересные  из которых мы приводим в этой статье.

Хаузер Каспар

Иоганн Георг Ламинит. «Каспар Хаузер»

Ка́спар Ха́узер (он же Каспар Гаузер, Kaspar Hauser, Casparus Hauser), прозванный «Дитя Европы» (предположительная дата рождения: 30 апреля 1812) — известный своей таинственной судьбой найдёныш, одна из загадок XIX века. Юноша, практически не умевший ходить и говорить, был найден в Нюрнберге в 1828 году.

В скором времени Каспар стал знаменит. «Лесные дети» в это время были как раз модным и обсуждаемым феноменом, у всех на слуху ещё оставалась история Виктора, дикого мальчика из Аверона, умершего как раз в год появления Каспара. Новость распространилась мгновенно, дойдя до Нью-Йорка, Бостона и Филадельфии. Газеты перепечатывали репортажи друг у друга и наперебой гадали, кем может быть найдёныш на самом деле. К Каспару началось подлинное паломничество, люди шли буквально толпами, чтобы увидеть новое чудо. Кто-то удовлетворялся тем, что просто смотрел или обсуждал его с приятелями, кто-то пытался объясниться (словами или жестами), подспудно обучая Каспара новым для него навыкам и обычаям, принятым в человеческом обществе.

Судя по документам той эпохи, Каспар в момент своего первого появления был юношей около 1,5 м роста, пропорционально сложенным, широким в плечах.

Когда Каспар плакал, его лицо искажалось гримасой, когда был доволен, улыбался словно младенец. Большие голубые глаза были яркими и живыми, но вначале совершенно лишёнными выражения. Также, словно младенец, он почти не мог пользоваться руками, в обычном положении держа пальцы растопыренными в разные стороны, соединив большой палец с указательным в кольцо. При необходимости взять какой-нибудь предмет он действовал всей рукой. Что касается ходьбы, то двигался он с огромным трудом, покачиваясь и сразу же делая следующий шаг, чтобы избежать падения. Малейшее препятствие немедленно заставляло его спотыкаться и падать. Подниматься и спускаться по лестнице он долгое время не мог без посторонней помощи. Осмотр врача показал особенности костей коленей, которые могли быть вызваны многолетним сидением.

Разум Каспара действительно представлял собой tabula rasa. Как новорождённый, Хаузер видел вокруг себя лишь мельтешение цветовых пятен и форм. Всех людей без различия пола и возраста найдёныш именовал «Bua» (то есть «мальчик»), различая их по одежде, причём явное предпочтение отдавал ярким женским платьям, и как-то раз даже пожалел, что сам не родился девочкой. Вся остальная живность — как животные, так и птицы — была для него «лошадками» (Ross). Словарь его был крайне бедным и не превышал 50 слов. О существовании внешнего мира и каких-либо живых существ до 16 лет Каспар не имел ни малейшего представления.

Желудок Каспара не был приспособлен к иной пище и питью, чем вода и чёрный хлеб, запах любой другой пищи (за исключением запаха укропа, тмина и аниса) вызывал у него отвращение. Попытка подмешать к воде пару капель вина или кофе кончалась тем, что у Каспара начиналась рвота, на теле выступал обильный пот, и ещё какое-то время он мучился головной болью.

Со временем он восстановил способность говорить и по рассказам самого Каспара, замок Бойгген, неподалёку от Базеля, и звучание венгерского и немецкого языков вызывали у него смутные воспоминания детства. По восстановленным событиям в возрасте 3 или 4 лет юный Каспар был заключён неизвестным в подземную камеру, где прожил в полном одиночестве до 16 лет.

Количество новых впечатлений подавляло Каспара. Он признался, что хотел бы снова оказаться в своей подземной каморке, где у него «никогда не болела голова». На замечание фон Фейербаха, что «человек, который с ним был» — преступник и достоин тюрьмы, он тут же возразил, что этот человек не сделал ему ничего плохого, при том что лишил сведений о внешнем мире.

Акварельный рисунок, выполненный Каспаром.

Народная молва упорно считала Каспара наследным принцем баденского престола, похищенным из колыбели (официально «умершим»), чей трон занял узурпатор. Окончательного ответа, кем был на самом деле Каспар Хаузер, нет до нынешнего времени.

Он был убит неизвестным спустя пять лет после обнаружения. Несмотря на все усилия и огромную награду, назначенную баварским королём, ни подлинное имя, ни происхождение Каспара, ни причину его убийства, ни личность убийцы установить так и не удалось.

Подробная история Каспара Хаузера в Википедии

Виктор из Аверона

Портрет Виктора с обложки книги о нём.

Викто́р из Аверо́на (он же «Дикий мальчик из Аверона», «Аверонский дикарь»), родившийся около 1788 года, возможно, в департаменте Тарн, и умерший в 1828 году в Париже, — французский дикий ребёнок.

Виктор был найден в возрасте примерно 12 лет. После обнаружения он переходил от одних людей к другим и сбегал из цивилизации около 8 раз. В конце концов он был передан молодому врачу Жану Марку Гаспару Итару, который занимался с мальчиком в течение 5 лет и дал ему имя Виктор.

Итар был заинтересован в обучении Виктора: он разработал процедуры, чтобы научить мальчика словам и записывал его прогресс. На основе своей работы с Виктором врач вышел на новый уровень в образовании отстающих в развитии.

О Викторе делали всевозможные гипотезы, даже самые нелепые. В частности, оставалось неясным: была ли его умственная отсталость вызвана его изоляцией или же изначальная психическая неполноценность привела к отказу от него в возрасте 2 лет.

С целью изучения дикого ребёнка министр Люсьен Бонапарт потребовал его передачи в Париж. Виктор был доставлен в «Национальный институт глухонемых» в Париже, которым в то время руководил аббат Рош Амбруаз Кюкюрон Сикар, выдающийся авторитет в сфере образования глухих. Сикар и другие члены общества считали, что изучая и вместе с этим воспитывая мальчика, они получили бы доказательства, необходимые для популяризации недавно сформулированной эмпирической теории познания.

В контексте эпохи Просвещения, когда многие обсуждали, что именно отличает человека от животного, одним из самых значимых факторов считалась возможность выучить язык.
Но, несмотря на воздействие общества и обучение, Виктор добился лишь небольшого прогресса в институте под руководством Сикара.

Никто больше не верил в возможность социализации Виктора. Психиатр Филипп Пинель, врач больницы Bicetre, сделал доклад об этом диком ребёнке, в котором дал своё заключение о нём как о психически больном, идиоте с рождения. После того, как Сикар разочаровался в отсутствии прогресса у мальчика, Виктору пришлось в одиночестве бродить по учреждению, пока Жан Итар, молодой студент-медик не решил забрать его к себе домой.

Он принял Виктора в свой загородный дом, чтобы заниматься его развитием и составлять отчёты о его прогрессе. Он опубликовал статью в том же году и отчёт в 1806 году о своей работе с Виктором из Аверона. Итар считал, что две вещи отличают людей от животных: эмпатия и язык. Он хотел социализовать Виктора, научить его говорить и выражать человеческие эмоции. Виктор показал значительный прогресс на раннем этапе в понимании языка и чтении простых слов, но не смог продвинуться дальше элементарного уровня.

В то время как Виктор не смог говорить на языке, которому Итар пытался его научить, он, кажется, действительно продвинулся в своем поведении по отношению к другим людям. Однажды вечером в доме Итара экономка, мадам Герен сидела за столом и плакала по своему умершему мужу. Виктор прекратил своё занятие и продемонстрировал утешительное поведение по отношению к ней. Итар сделал сообщение об этом прогрессе.

Однако, Итар так и не смог заставить Виктора говорить, что он считал своим личным провалом.

В 1811 году Виктор был передан мадам Герен, проживающей в доме Impasse des Feuillantines в Париже, которая получала ежегодное содержание в 500 франков и опекала его в течение 17 лет до его смерти в 1828 году.

Подробная история Виктора из Авилона в Википедии

Мари-Анжелик ле Блан

Изображение Мари Анжелик ле Блан.

Мари́-Анжели́к Мемми́ ле Бла́н родилась около 1712 года в Новой Франции и умерла в Париже в 1775 году (прожила около 63 лет) — коренная американка, ставшая впоследствии монахиней ордена Августинок, знаменитостью века Просвещения и вошедшая в историю как дикий (феральный) ребёнок.

Мари-Анжелик прожила 10 лет в лесу (примерно со своих 9 лет и до 19-летнего возраста), в отрыве от цивилизации, лишенная человеческого общения. Однако позже она сумела научиться чтению и письму — исключительный случай у диких детей. Возможно это благодаря тому, что она попала в изоляцию уже в более позднем возрасте.

Впрочем, её случай более спорный, чем у других диких детей, поэтому некоторые видные современные учёные считают его полностью или частично вымышленным. Но по мнению французского врача и писателя Сержа Ароля, автора книги «Мари-Анжелик. Выживание и восстановление ребёнка, проведшего 10 лет в лесу» она единственный дикий ребёнок, чьё выживание в лесу в течение десяти лет прошло проверку подлинности в обширных собраниях архивов, в том числе, в документах, хранящихся в Секретном Архиве Ватикана.

Основанием для этого заключения послужили сведения о повадках Мари-Анжелик в тот период, когда на неё открыли настоящую охоту, пытаясь изловить. Она плавала и лазала по деревьям, иногда действовала с невероятной жестокостью. Для пропитания ловила рыбу и зверей, в её обычный рацион входили растения и мясо дичи, — всё это она употребляла сырым. Впоследствии от пищи варёной или жареной ей становилось плохо. Эти привычки служили доказательством того, что период её жизни вне общества был продолжителен.

Обнаружили Мари в сентябре 1731 года: девочка 9-10, страдающая от жажды, в сумерки вышла к селению Сонжи. У неё были босые ноги, покрытое тряпьём и шкурами тело, волосы под колпаком из тыквы, лицо и руки чёрные, как у негритянки. Она была вооружена короткой и толстой палкой с наконечником в форме булавы. Первые, которые её увидели, бросились бежать с криками. Кто-то спустил на неё мастифа, вооружённого ошейником с железными шипами. Дикарка нанесла ему такой страшный удар по голове, что он свалился замертво к её ногам. Торжествуя свою победу, она попрыгала несколько раз по туловищу собаки. Затем она попыталась открыть дверь, и, не добившись успеха, ушла назад за селение в сторону реки и забралась на дерево, где спокойно заснула.

Ее решили взять её голодом: поставив под дерево женщину с рыбой и корнеплодами в руках, показывающую ей дружелюбие. В конце концов дикарка спустилась вниз, а женщина стала медленно отходить, чтобы спрятавшиеся рядом мужчины успели подбежать и схватить её. Приведённая на кухню замка, она бросилась на пищу, которую ей предложили, и, в присутствии виконта, быстро содрала кожу с кролика и стала есть его сырым.

После неоднократного мытья кожа пленницы оказалась светлой, у неё были голубые глаза, а пальцы на руках, особенно большие, были непропорционально длинные. Она обнаруживала некоторые признаки поведенческой регрессии: опускалась на четвереньки, чтобы пить воду втягивая её, как это делает корова, у неё наблюдалось постоянные боковые движения глаз, похожие на нистагм, по причине жизни в состоянии перманентной бдительности. Она очень хорошо плавала, в том числе в зимний период.

Мари не разговаривала, отказывалась спать в постели, и её желудок переваривал только сырую пищу. Её пытались приучить к обычной еде: из учтивости она могла поесть немного хлеба, но потом её сильно рвало, и она начала слабеть. Поэтому ей разрешили есть сырое мясо; ей приносили курицу или живого кролика, у которых она сосала тёплую кровь, действовавшую, по её собственному признанию много лет спустя, «как бальзам, который растекался повсюду и восстанавливал мои силы».

Виконт д’Эпинуа отдал Мари на воспитание монахиням Шалона, которые терпеливо приобщали её к культуре, там она начала получать образование и обрела речь. В последующие годы она жила в 6 монастырях других четырёх городов Шампани. 16 июня 1732 года она приняла крещение и получила имя Мари-Анжелик Мемми и фамилию Леблан.

Подробнее об истории Мари в статье Википедии

Джини

Эта душераздирающая история произошла уже в современном мире. Джи́ни родилась 18 апреля 1957 года в Калифорнии, США.

Власти обнаружили Джини в 1970 году, первые 13 лет и 7 месяцев своей жизни она провела в запертой комнате, пребывая практически в полной социальной изоляции. Случай вызвал значительный интерес у психологов, лингвистов и других учёных.

Джини — не настоящее имя девочки, а псевдоним, данный исследователями для того, чтобы гарантировать ей некоторую анонимность. По словам лингвиста Сьюзан Кёртис, работавшего с Джини, девочка была подобна джинну из бутылки, который, миновав детские годы, внезапно возник в обществе. «У неё не было того, что у людей называется детством», — сказала Кёртис.

У родителей Джини — Дороти Оглсби и Кларка Уайли было четверо детей, из которых выжили двое — Джини и её старший брат Джон. Первые двое скончались при невыясненных до конца обстоятельствах. Своего первого ребёнка — девочку, которая раздражала его плачем, — Кларк Уайли завернул в одеяло и поместил в ящик стола, стоявшего в гараже. После этого в возрасте 2,5 месяцев ребёнок умер от пневмонии. Второй ребёнок, мальчик, умер вскоре после рождения, захлебнувшись собственной слюной.

На протяжении первых шести месяцев жизни Джини регулярно осматривал педиатр. Согласно медицинским записям, Джини на протяжении этого периода была нормальным ребёнком. В возрасте 14 месяцев Джини был поставлен диагноз «острая пневмония»; после осмотра лечащий врач заявил о том, что она проявляет признаки «вероятной задержки умственного развития». Это предположение стало поворотным в жизни Джини: отец девочки изолировал её в одной из комнат своего дома от контактов с матерью и старшим братом.

Первые 12 лет своей жизни Джини провела в запертой комнате. Днём отец надевал на неё подгузники и привязывал к детскому стульчику. На ночь он фиксировал девочку при помощи самодельной смирительной рубашки и помещал ребёнка в металлический вольер. Кларк Уайли кормил девочку только детскими смесями на молоке и общался с ней, преимущественно имитируя собачий лай и рычание. Каждый раз, когда она пыталась говорить, он избивал её палкой. Игрушками для Джини служили полиэтиленовые плащи, висевшие в комнате, и пустые катушки из-под ниток. Уайли не переносил шума, и поэтому в доме не было ни радиоприёмника, ни телевизора. Мать девочки и её брат, опасаясь Кларка, разговаривали шёпотом.

Кларк предполагал, что Джини скончается до наступления двенадцатилетнего возраста. Он говорил Айрин, что женщина сможет обратиться за медицинской помощью для Джини, когда последней исполнится 12. Однако позже Уайли отказался от своих слов. В 1970 году 50-летняя Айрин ушла от мужа, взяв с собой дочь, которой на тот момент было 13 лет. К этому времени их сын Джон уже сбежал из дома.

Позже супругам Уайли были предъявлены обвинения в жестоком обращении с ребёнком. Незадолго до начала судебного заседания Кларк Уайли покончил жизнь самоубийством, выстрелив себе в правый висок.

Полицейский Линли, который производил арест Айрин и Кларка Уайли, вспоминает: «Джини спала в вольере из проволочной сетки, закрытом на замок. Это была клетка для ребёнка. Окно комнаты было задрапировано алюминиевой фольгой, отражающей солнечный свет. В комнате было темно, как в шахте ночью».

На момент её обнаружения 13-летняя Джини носила подгузники и практически не владела речью. Когда Джини поместили в детскую больницу, её вес составлял около 27 кг при росте 1,37 м. Она не умела бегать, не могла полностью выпрямить руки и ноги и поэтому ходила, испытывая значительные затруднения.

«Кроличья походка» Джини:

Девочка не реагировала на температуру окружающей среды, не была приучена к туалету, не умела жевать, не контролировала слюнотечение и постоянно плевалась, тело и одежда девочки были покрыты слюной.

В результате того, что в течение длительного времени ребёнок был зафиксирован в сидячем положении, на её ягодицах образовались массивные мозоли.

У Джини оставался целый ряд привычек, приобретённых в ранние годы жизни. У девочки происходило неконтролируемое мочеиспускание, когда что-то очень заинтересовывало или волновало её. Кроме того, она «неумеренно мастурбировала».

Тесты показали, что по умственному развитию она находится на уровне годовалого ребёнка. Поначалу она могла распознавать только собственное имя и слово «sorry» («извини»). Через некоторое время девочка стала произносить две фразы, которые, по оценкам специалистов, имели ритуальный характер: «stopit» и «nomore» («хватит» и «не надо»).

Несмотря на то, что поначалу в лексиконе Джини присутствовало менее 20 слов, врачи описывали её как «очень общительного» ребёнка. По словам Кёртис, если Джини не удавалось выразить мысли при помощи слов, то она использовала жесты. Кроме того, девочке нравилось, когда её гладили и обнимали. Если её что-то расстраивало, то девочка реагировала «беззвучным криком», но со временем она стала «выражать свои эмоции вполне открыто».

За первые 7 месяцев, прошедшие после освобождения, Джини научилась распознавать, предположительно, немного более сотни новых слов и начала говорить. Кёртис вспоминает, что как-то раз они с Джини пришли в гости к одному психологу, и девочка принялась за исследование комнат его дома. Внимание Джини привлекла декоративная подушка. На вопрос «что это?» девочка ответила «pillow» («подушка»). Затем девочку спросили, не хочет ли она посмотреть на кота. Джини ответила «No. No. Cat» («Нет. Нет. Кот») и резко покачала головой. Тем не менее, преимущественно ребёнок молчал.

Поначалу Джини подобно детям, которые только начинают говорить, произносила фразы, состоящие из одного слова. В июле 1971 года она начала объединять в одной фразе уже по два слова: «big teeth» («большие зубы»), «little marble» («маленький шарик»), «two hand» («два рука»).

В отличие от нормальных детей, Джини никогда не задавала вопросов, хотя и предпринимались неоднократные попытки обучить её этому. Также она не смогла освоить грамматику, а развитие её речевых навыков было чрезвычайно заторможенным. Как правило, через несколько недель после того, как ребёнок начинает произносить фразы из двух слов, происходит резкий скачок, и его речевые навыки начинают активно развиваться. С Джини такого не произошло. Даже после 4 лет обучения её речь напоминала «искажённый телеграфный стиль». Девочка оказалась неспособна связывать несколько слов в осмысленные предложения при помощи союзов и служебных частей речи.

В 1967 году Эрик Хайнц Леннеберг — психолог Гарвардского университета — выдвинул так называемую гипотезу критического периода. Леннеберг утверждал следующее: существует определённый возрастной порог, после достижения которого овладение языковыми навыками не представляется возможным. Согласно Леннебергу, критический период наступает в возрасте около 2 лет, а заканчивается с завершением периода полового созревания. Миновав критический период, человек оказывается не в состоянии овладеть первым языком. Джини частично опровергла эту гипотезу.

Кёртис сообщает, что особенно хорошо девочка справлялась с заданиями, направленными на проверку функций правого полушария. В частности, Джини отлично прошла так называемый «тест Муни», который заключался в следующем: испытуемой демонстрировали чёрно-белые, очень контрастные картинки, некоторые из которых изображали человеческие лица, а некоторые являлись абстрактными фигурами. Задача пациентки заключалась в том, чтобы распознать, на каких картинках изображены лица. По словам Кёртис, Джини «показала наилучший результат среди детей и взрослых из всех случаев, когда-либо описанных в литературе».

На протяжении 1971-1979 гг. Кёртис проводила, кроме того, тесты, целью которых было определение уровня интеллекта Джини. Кёртис отмечает, что IQ её подопечной значительно вырос за это время. В частности, в 1971 году Джини, пройдя тест, разработанный специально для глухих детей и не требующий вербальных инструкций, набрала 38 баллов; в 1972 году — 53 балла; в 1974 году — 65 баллов; а в 1977 году — 74 балла. Тем не менее, в заданиях, связанных с функциями левого полушария головного мозга, она добилась гораздо меньшего успеха.

Джини проживала в разных приёмных семьях (одна из них была глубоко религиозной), где она постепенно регрессировала. В 1975 году Джини исполнилось 18 лет. В том же году исследование было прекращено, а вскоре ее мать Айрин Уайли, добившись снятия выдвинутых против неё обвинений в жестоком обращении с ребёнком, изъявила желание взять Джини под свою опеку.

Ей было предоставлено это право, но через несколько месяцев совместного проживания Айрин поняла, что не может выполнять свои обязанности, и отказалась от дальнейшей опеки над Джини. По словам Дэвида Риглера, Джини была счастлива, когда проживала со своей матерью.

В 1979 году Айрин Уайли подала исковое заявление против детской больницы и членов исследовательской группы (в том числе и против Сьюзан Кёртис). Айрин от своего имени и от имени Джини обвинила медиков и учёных в разглашении «частной и конфиденциальной информации», касающейся её и её дочери. Согласно исковому заявлению Айрин Уайли, члены исследовательской группы подвергли девочку «чрезмерным и возмутительным» экспериментам, целью которых была не реабилитация пациентки, а извлечение личной и материальной выгоды.

Сьюзан Кёртис продолжала работать с Джини на добровольной основе, но решением суда ей было запрещено посещать её пациентку. В 2008 году Кёртис в интервью ABC News сообщила, что на протяжении последних 20 лет она пыталась разыскать Джини, но её попытки оказались безрезультатными.

В 2008 году американские СМИ сообщили о том, что некий человек, «занимавшийся исследованием жизни Джини», установил её местонахождение, воспользовавшись услугами частного детектива. По словам этого лица, пожелавшего сохранить анонимность, в 2000 году Джини содержалась вместе с 6—8 другими пациентками в частном специализированном заведении для взрослых. «У меня есть отчётные ведомости её расходов. Там присутствуют, например, счета за такие вещи, как купальник, полотенце, хула-хуп и Walkman. Это так трогательно. Но там ей хорошо», — заявил аноним.

Подробнее об истории Джинни в Википедии

 

Читайте также на Зожнике:

Миннесотский «голодный» эксперимент 1944 года

Как ожидания мешают нам добиваться желаемого

Критерии психического здоровья

13 психологических расстройств: в рисунках и объяснениях

Живи в зоне комфорта